АДМИРАЛТЕЙСКАЯ НАБ., №4

.
Раньше других на месте пожара оказался служитель Казанской части Мардыков, дежуривший в Зимнем дворце. Он прибежал, заметив пламя, и нашёл в вестибюле пожарный кран. Однако присоединенный к нему рукав был обрублен! Пожарный пустил воду без рукава и этим спас от возгорания много хранившихся в вестибюле посылок.
Постепенно стали прибывать пожарные части. На набережной около Дворцового моста установили несколько паровых машин, чтобы подавать воду. Прибыл даже пожарный пароход. Группа пожарных проникла внутрь здания с Адмиралтейской набережной и направила пожарные рукава в зрительный зал, но в это время на них рухнула сорвавшаяся штукатурка. Среди дыма и огня им удалось выбраться из-под завала и пробраться к выходу, когда произошло новое обрушение. Погибли пожарные служащие Балахов и Чертков, их тела так и не были найдены под обломками. Еще двое, Буйсвит и Боровский, получили серьёзные ранения и были отправлены в больницу.
Прибывшие пожарные Александро-Невской части проникли во 2-й этаж в помещение бывшего фойе. В это время дала трещину и небольшой крен капитальная стена, отделяющая зрительный зал от фойе. Вероятно, стену отодвинули расширившиеся от жары металлические балки. Вслед за этим рухнул потолок вместе с крышей над всем пространством зрительного зала, сцены и фойе. Под обломками погибли служащие Александро-Невской части Дятлов и Петров, пострадали Каулевич и Юниен и брандмайор Станкевич.
Газеты с восхищением писали о проявленном пожарными мужестве. Но, отмечали они, этот большой, самоотверженный труд не получает достойного вознаграждения. Жалованье в 180 руб. «на всем своём», кроме медной каски. Неудивительно, что штаты пожарных команд на треть не заполнены: «Ведь арбузами, папиросами и всякой дрянью ныне в три раза больше заработаешь». Нужно, призывал журналист, что-то предпринять, чтобы герои огня не жили впроголодь.
Во время пожара существовала серьезная угроза для соседних зданий, так как ветер разносил горящие головешки далеко по сторонам. Над проездом между Адмиралтейством и Зимним дворцом буквально падал дождь горящих углей. Крыша Адмиралтейства то и дело начинала загораться, но находившимся на ней пожарным удавалось быстро сбивать пламя.
Пожар был локализован только к полудню следующего дня, а отдельные возгорания продолжались до вечера.
За несколько часов огромное здание было практически уничтожено. Весь зрительный зал совершенно выгорел, обрушилась крыша, были разрушены почти все поперечные балки и своды. Капитальная стена между зрительным залом и фойе наклонилась и в любой момент могла упасть, угрожала падением и стена главного фасада со стороны Адмиралтейской набережной.
На пепелище грудой валялись залитые водой ящики, бельё и тёплая одежда, остатки размоченных сухарей и баранок из предназначавшихся для фронта посылок. Часть пакетов с деньгами полевой почты была спасена во время пожара случайными прохожими и затем перевезена на почтамт.

Весь район пожарища был оцеплен военным караулом. Несмотря на это, ночью в помещение сгоревшего театра проникли хулиганы, которые взломали уцелевшие посылки, промокшую еду выбросили, а вещи забрали. Злоумышленники разгромили и каким-то чудом уцелевший во время пожара винный погреб экономического клуба. Вина были частью расхищены, частью выпиты. Был распит или расхищен и хранившийся в здании денатурат.

Погорельцев приютили у себя начальство Адмиралтейства и жильцы соседних домов. Около 60 погорельцев по личному распоряжению А.Ф. Керенского были размещены в Зимнем дворце. Здесь была тогда резиденция Временного правительства, и премьер-министр мог сам наблюдать за ночным пожаром с дворцового балкона.

Через несколько дней развалины Панаевского театра осмотрела комиссия, в составе которой были пожарные деятели, архитекторы, представители правительства и городской управы. При осмотре оказалось, что сгоревшее здание изначально было построено недостаточно качественно, и это могло при неблагоприятных условиях привести театр к обвалу даже без пожара. Официальная формулировка комиссии была очень деликатной — указывалось, что постройка велась «экономично». Неофициально делались гораздо менее лицеприятные высказывания. Известный критик и театрал со стажем Н. Россовский напоминал на газетных страницах, как коллеги-архитекторы сразу же утверждали, что Панаев «выстроил театр из мусора»: «Стены были только облицованы кирпичом, а в середине была утрамбована известка вместе со всякой дрянью». Неустойчивость стен была замечена еще лет за 5-7 до пожара, но тогда ограничились «кое-какими поправками».
Петроградский брандмейстер А.Г. Коккинаки, дававший интервью на ещё тлеющем пепелище, сказал в сердцах: «Я удивляюсь, что пожар не произошёл ранее». («Петроградская газета», впрочем, писала, что в конце июня пожар в театре действительно был, но тогда возгорание сумели ликвидировать самостоятельно и информация о нем не попала в прессу.) Солдаты, спавшие вповалку в ложах, курили. В верхнем ярусе почтальоны со сторожами развлекались игрой в карты, тоже курили и бросали окурки на пол. Противопожарные меры отсутствовали.
Освещение в многочисленные жилые выгородки по всему театру проводили каждый сам по себе, кто как хотел. Проводка, по словам специалиста, была отвратительной.